УДК: 930.2:394
К ВОПРОСУ ОБ ИСТОРИОГРАФИИ ПРОБЛЕМЫ ПОВСЕДНЕВНОСТИ Абенов Д.Е.,
магистр истории, преподаватель каф.истории Казахстана
г. Костанай, КГПИ Аннотация
Мақала тарихнаманың күнделікті тарихына, Европада, Ресейдегі білімнің жаңа ағымда пайда болуына арналған. «Анналов» мектебіндегі зерттеулерге, герман-итальян мектептеріндегі жаңа көзқарастарға, ресей- лік, советтік жəне қазақстандық ғалымдардың микротарихи зерттеулеріне ерекше көңіл аударылады. Автордың зерттеуге алып отырған негізгі мəселесі: əлемдік білімдегі екі тарихи түсініктемеге негізделеді.
Аннотация
Статья посвящена историографии истории повседневности, от возникновения нового течения науки в Европе к появлению ее в России. Осо- бое внимание обращается на исследования школы «Анналов», новые взгляды германо-итальянской школы, исследования российских, советских и казах- станских ученых микроистории. На основе проведенного исследования авто- ром предлагается два понимания истории повседневности в мировой науке.
Abstract
Article is devoted to a historiography of history of daily occurrence, from emergence of a new current of a science in Europe to emergence it in Russia. The special attention addresses on researches of school of the «Annals», new views of the germane-Italian school, research of the Russian, Soviet and Kazakhstan scientists of micro history. On the basis of the carried-out research by the author two understandings of history of daily occurrence in a world science are offered.
Түйінді сөздер: тарихнама, күндегі жай, микротарих, «Аннал» мектебі, жұмысшы сынып, «қарапайым адам».
Ключевые слова: историография, повседневность, микроистория, школа
«Анналов», рабочий класс, «маленький человек».
Keywords: historiography,daily occurrence, micro history, school of the
«Annals»,the working class, «the little man».
«Один в поле не воин», или все-таки воин? Повседневность как раз доказывает эту пословицу, погружая нас в мир «простых» людей, чьими руками строятся семьи, дома, воз- двигаются и падают в бездну государства, империи. Повседневность – это любовь и нена- висть, счастье и горе, жизнь и смерть. Повседневность – это мы, мы все. Люди рождаются и умирают, но в памяти людей и историков остаются только революции, войны, дипломаты.
Хотя именно повседневность позволяет приподнять ширму и узнать что такое настоящий непосредственный мир.
К истории повседневности исследователи обратились впервые еще в древние века.
Активно направление начало развиваться, когда в результате споровродилось понятие
«история повседневности». Перед историками встали вопросы: как объяснить поведение простого человека? все ли можно понять в истории, если обращать внимание только на общие процессы и явления [11, С. 27]?
Сам термин «повседневность» был использован З. Фрейдом в 1904 в книге «Психопа- тология повседневной жизни». В своей работе, которая является, в сущности, следствием его теории ошибочных действий, он характеризует повседневность бессознательной детерми-
нацией психических актов, и утверждает, что она не справляется в обширном виде случаев с властью бессознательного и закономерно порождает заблуждение. Более того, порождения заблуждений оказывается атрибутом повседневности [23]. Ф. Бродель ввел это понятие в широкий научный оборот. Признавая, что само название «далеко не идеальное обозначение»
сути повседневной истории, «принятое за неимением лучшего», А. Людтке считает, что оно оправдывает себя как «краткая и содержательная формулировка, полемически заостренная против той историографической традиции, которая исключала повседневность из своего видения» [12, С. 77].
Возникновение истории повседневности как самостоятельной отрасли изучения прошлого произошло в конце 60-х гг. XX века в рамках историко-антропологического пово- рота в мировом гуманитарном знании [15, С. 3]. Впервые антропологический подход был использован в изучении прошлого французскими историками М. Блоком [3] и Л. Февром, которые рассматривали реконструкцию повседневности как элемент воссоздания истории в ее целостности [4]. Их сторонники группировались в 1950-е гг. вокруг журнала «Анналы».
Продолжатели традиции первых двух поколений школы «Анналов» ставят в центр своих исследований общую реконструкцию «картины мира» определенной эпохи, социума, груп- пы. Приверженцы данного направления пытаются проникнуть в сознание людей, их внутрен- нюю, духовную жизнь, и поэтому история как наука приобретает новое измерение, которое условно можно назвать «историей изнутри» [6, С. 75-89].
Немецкий исследователь А. Людтке отмечал, что история повседневности фокуси- руется на анализе поступков тех, кого называют «маленькими, простыми, рядовыми людьми», на «детальном историческом описании их душевных переживаний и воспомина- ний, любви и ненависти, тревог и надежд на будущее» [12, С. 77]. По мнению А.Я. Гуревича, историк в состоянии завязать диалог с людьми иной культуры и эпохи, пытаясь проникнуть в строй их мыслей и чувств, в тайны их сознания [7, С. 26].
Особую значимость имеет микроисторическое направление в истории повседневно- сти. Зарождение микроистории относится к концу 70-х гг. XX столетия. Данный подход получил распространение в германской и итальянской историографии. У истоков микроисто- рии стояли такие историки как К. Гинзбург, Э. Гренди, К. Пони и др. Исследователи
«призывали молодое поколение переориентировать научные труды и обратить все силы на
изучение микроисторий отдельных рядовых людей или их групп, носителей повседневных интересов, а также проблем культуры как способа понимания и обобщения повседневной жизни и поведения в ней» [16, С. 7].
Крупный немецкий историк повседневности, историк-социолог Н.Элиас в работах «О понятии повседневности», «О процессе цивилизации», «Придворное общество» говорит о том, что человек в процессе жизни впитывает в себя общественные нормы поведения, мышления, и в результате они становятся психическим обликом его личности, а также, что как форма человеческого поведения изменяются в ходе общественного развития.
На примере французского королевского двора XVII – XVIII вв. исследуется такой общественный институт, как «придворное общество» – совокупность короля, членов его семьи, приближенных и слуг, которые все вместе составляют единый механизм, функциони- рующий по строгим правилам. Автор показывает, как размеры и планировка жилища, темы и тон разговоров, распорядок дня и размеры расходов и многие другие стороны жизни людей двора заданы, в отличие, например, от буржуазных слоев, не доходами, не родом занятий и не личными пристрастиями, а именно положением относительно королевской особы и стремлением сохранить и улучшить это положение [26].
В книге «О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования» изложена его оригинальная концепция цивилизации, основанная на данных истории, антропологии, психологии и социологии. В этой книге Н. Элиас вводит понятия
«социогенез» и «психогенез» а также развивает свою теорию, согласно которой манеры и
нормы поведения людей напрямую связаны с социальными и политическими изменениями.
Концепции Н. Элиаса до сих пор считаются актуальными, а сам он причисляется к классикам культурологии и социальной истории.
Так же Н. Элиас пытался дать определение «истории повседневности». Он отмечал, что нет точного, четкого определения повседневности, но он пытался дать определенное понятие через противопоставление не-повседневности. Для этого он составлял списки неко- торых способов применения этого понятия, которые встречаются в научной литературе [25].
П. Бергер и Т. Лукман в книге «Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания» рассматривают повседневную жизнь как реальность, которая интерпре- тируется людьми и имеет для них субъективную значимость в качестве цельного мира.
Реальность повседневной жизни организуется вокруг «здесь-и-сейчас», что является фоку- сом внимания авторов к реальности повседневной жизни. Они обращаются к повседневной реальности в ее осмыслении рядовыми членами общества. Изучают, какое влияние оказы- вают на эту реальность повседневной жизни теоретические построения интеллектуалов и прочих распространителей идей. Не менее важным в исследовании ученых считается язык, возникшей в повседневной жизни и тесно связанный с ней. Кроме того, он соотносится с реальностью, которую авторы воспринимают с бодрствующим сознанием и которой управ- ляет прагматический мотив (т.е. совокупность значений, имеющих непосредственное отно- шение к настоящим и будущим действиям), который исследователи разделяют с другими людьми как нечто само собой разумеющееся. Хотя язык может использоваться и по отноше- нию к другим реальностям, но даже и тогда он сохраняет свои корни в реальности повсе- дневной жизни. Как знаковая система язык имеет качество объективности. Когда мы сталкиваемся с языком, как с внешней фактичностью, то он оказывает на нас свое принуди- тельное влияние. Мы не можем пользоваться правилами немецкого языка, когда говорим по- английски. Язык раздвигает свои рамки так гибко, что позволяет объективировать огромное множество переживаний на протяжении всей жизни. Благодаря своей способности выходить за пределы «здесь-и-сейчас» язык соединяет различные зоны реальности повседневной жизни и интегрирует их в единое смысловое целое [2].
Х. Абельс в работе «Интеракция, идентичность, презентация: введение в интерпрета- тивную социологию» рассматривает ключевую категорию анализа повседневности А. Шюца – «жизненный мир». Повседневный жизненный мир, по А. Шюцу, является областью реаль- ности, в которой человек принимает участие с неизбежной и регулярной повторяемостью.
Жизненный мир изначально воспринимается как мир, общий с другими людьми. «Под повсе- дневным жизненным миром понимается та область реальности, которая свойственна в ка- честве простой данности нормальному бодрствующему взрослому человеку в здравом рас- судке. Простой данностью мы называем все, что переживаем как несомненное, т.к. любое положение дел, которое до поры до времени является для нас проблематичным». В книге автор изложил базовые понятия теоретической основы интерпретативной социологии, исто- рические этапы развития в творчестве Дж. Мида, Г. Блумера, А. Шюца, П. Бергера и Т. Лук- мана, Г. Гарфинкеля и, что особенно ценно, в ней дается целостный анализ творчества пред- ставителя социально-драматургического подхода в социологии И. Гофмана [1].
Новое понимание прошлого родилось как история снизу, дав голос «маленькому чело- веку», сделав интересным для потомков его поведение и жизненные ориентиры. В 1980 г. – 1990-е г. германо-итальянская школа микроисториков расширилась. Ее пополнили американ- ские исследователи, сторонники новой культурной истории, также некоторые представители третьего поколения школы «Анналов» (Ж. Ле Гофф, Р. Шартье).
С этим влиятельным направлением мировой исторической науки русскоязычная научная общественность познакомилась только в середине 1990-х гг. Были переведены программные статьи крупных теоретиков и практиков: К. Гинзбурга, Д. Леви, Э. Гренди, Х.
Медика, Ж. Ревеля. Большая заслуга в популяризации микроанализа в исторических исследо-
ваниях принадлежит Ю.Л. Бессмертному, который в течение ряда лет руководил семинаром по истории частной жизни в Институте всеобщей истории РАН. С 1997 г. он и его коллеги стали выпускать альманах «Казус: индивидуальное и уникальное в истории» [24, С. 21].
Известный российский социолог, специалист в области социологии культуры, Л.Г.
Ионин приводит и анализирует выделенные А. Шюцем конституирующие элементы повсе- дневности, которые рассматриваются как особая форма реальности. Среди них выделяются:
трудовая деятельность, специфическая уверенность в существовании мира, напряженное отношение к жизни, особое переживание времени, специфика личностной определенности действующего индивида, особая форма социальности. Автор пишет, что черты новой куль- турной эпохи проявляются не только в науке и философии, но и в повседневной жизни.
Показывает специфику современной повседневности именно как повседневности эпохи мо- дерна [9].
Следует отметить, что микроистория как самостоятельное направление исследований и метод реконструкции прошлого еще находится в стадии становления. Для нее характерна неопределенность понятийных формулировок, дискуссии в отношении предмета, сферы применения микроанализа, о соотношении микро- и макроподходов.
Например, ученые по-разному понимают сущность микроподхода, Н.Б. Лебина пола- гает, что микроисследование – это, прежде всего метод, в котором главное выбрать типич- ный объект, а в дальнейшем экстрапалировать полученные на микроуровне выводы на сово- купность макроявлений. Для Дж. Леви микроистория означает «не разглядывание мелочей, а рассмотрение в подробностях». По мнению, И.М. Савельевой и А.В. Полетаева, микроисто- рия изучает мелкие объекты, не занимаясь рассмотрением явлений в подробностях [18, С.
114].
Интерес к повседневности советских историков был крайне слаб и проходил при не- уклонном выполнении идеологических установок. Проявлялся он в исследованиях, посвя- щенных проблемам истории рабочего класса. Но специфика методологии и партийный диктат приводили к тому, что официальная история рабочего класса приходила в противоре- чие с реалиями настоящего. Стержнем истории советского рабочего класса считалось его неуклонное поступательное движение к социализму и коммунизму [20].
Основное внимание исследователей было направлено на рассмотрение источников по- полнения рабочего класса, на количественные и качественные изменения в его рядах (по- вышение образовательного уровня и профессиональной подготовки, культурный и духовный рост, улучшение уровня жизни). Исследовательскую базу источников составляли документы высших партийных и государственных органов власти, статистические источники.
Важно отметить, что в каждом исследовании давался достаточно подробный историо- графический обзор. Наряду с этим, выходили специальные работы, посвященные непосред- ственно историографии рабочего класса.
Кроме монографических исследований, было опубликовано большое количество спе- циальных статей, освещавших проблемы образования, технического творчества и охраны труда рабочих [14, С. 49-61].
Весомый пласт историографии представляют региональные исследования, в которых на основе большого количества архивных материалов рассматривались вопросы численно- сти, повышения уровня образования и технических знаний, уровня жизни рабочих.
Стоит отдельно остановиться на специальных исследованиях, посвященных движе- нию за коммунистическое отношение к труду [22]. Советские историки, конечно, больше пи- сали о положительных моментах в развитии движения за коммунистический труд, но многие исследователи отмечали и недостатки: такие как погоня за массовостью, формализм в при- своении званий, недостаточное внимание к повышению культурно-технического уровня, к воспитанию людей в духе коммунистической морали. Наиболее полный историографии- ческий обзор проблемы был дан в монографии Е.Э. Бейлиной.
Монография Б.А. Грушина [5] отличалась тем, что выводы автора строились на основе опроса 500 лучших коллективов коммунистического труда, проведенного в августе- ноябре 1961 г. Автором были сделаны важные выводы о характере движения за коммунисти- ческий труд и особенностях массового сознания того времени.
Данным вопросом занимались и региональные исследователи, уделявшие основное внимание роли партии в развитии соцсоревнования.
Крушение официальной истории рабочего класса произошло в период перестройки и гласности. Исследователи начали отмечать низкую производительность труда, безразличие к производственным обязанностям, безынициативность, отклонения в трудовой этике, расту- щее пьянство в рабочей среде. Прежняя история рабочего класса стала считаться реликтом советского прошлого. Какие-либо разработки в той области из престижных превратились в крайне непопулярные [21].
В современной отечественной историографии также имеются работы, посвященные истории повседневности. В работах казахстанских демографов М.Х. Асылбекова, А.Б. Га- лиева, В.В. Козиной рассматривается демографическое развитие региона в послевоенные годы [8, С. 160-166]. Вопросы питания, продовольственного снабжения, уровня и качества жизни городского населения Центрального Казахстана частично были затронуты в трудах Ж.Б. Абылхожина, З.Г. Сактагановой, посвящённых социально-экономическому развитию Казахстана в изучаемый период [10, С. 4-8].
Одним из казахстанских ученых, рассматривающих историю повседневности, явля- ется Сулейменов Т.А., в своей статье «Структуры повседневности кочевой цивилизации» он проводит разбор значения повседневности в ракурсе кочевой цивилизации. Опираясь на исследования французской исторической школы «Аналлы», он представляет структуру повседневности кочевой цивилизации в виде пирамиды. Первое – пространство кочевья, как часть физического пространства, жизненный ареал кочевого социума, ограниченный есте- ственными и экологическими границами. Естественными рубежами пространства кочевья выступают горные хребты, моря, леса, реки, которые выступали как преграды для передви- жения скота. Экологические границы пространства кочевья определялись параметрами жизнедеятельности скота. Следующей структурой повседневности кочевой цивилизации были животные. Выступая как самое главное богатство номада, скот служил не только пи- щей, но и удовлетворял самые разнообразные потребности людей: предоставлял сырье для изготовления одежды и предметов домашнего обихода, был средством обмена при различ- ных обстоятельствах. Венчает структуру повседневности кочевой цивилизации вещный мир, включающий переносное жилище, одежду, предметы домашнего обихода, конское снаряже- ние, орудия труда, оружие, детские игрушки, различного рода инструменты, в том числе и музыкальные [21, С. 47-52].
В 2007 году в журнале «Вестник КарГУ» вышла статья З.Г. Сактагановой и К.К.
Абдрахмановой под названием «История повседневности» в современной российской исто- риографии». В работе ученых был проведен анализ основных вопросов историографии проблемы «история повседневности» в современной российской исторической науке, кото- рый позволяет сделать вывод о том, что в 1990-е годы отдельные аспекты проблемы «исто- рия повседневности» изучались в рамках «микроистории». С 2002 года открылся Научный Совет РАН «Человек в повседневности: прошлое и настоящее» под председательством академика Ю.А. Полякова. Авторы пишут о распространении интереса к изучению советской повседневности, о росте интереса среди исследователей от «центральных» областей России к
«периферийным». Но несмотря на имеющуюся литературу, до сих пор отсутствует четкое определение «истории повседневности» [19, С.228-235].
Именно историки повседневности сделали изучение каждодневных обстоятельств работы, мотивации труда, отношений работников между собой и их взаимодействий с пред-
ставителями администрации темой «новой рабочей истории» и новой истории труда, ставших впоследствии самостоятельными «историями» [17, С.12].
Предметом исследования историков стали не ключевые исторические события или великие идеи, а повседневная жизнь простых людей, изменения в их жизни и изменения в них самих вместе со временем. Речь идет о «маленьких людях», безымянных участниках исторического действия, не всегда творящих историю, но испытывающих на себе сокруши- тельную силу ее колеса [13, С. 184].
Таким образом, в мировой науке существуют два понимания истории повседневности:
как реконструкция ментального макроконтекста событийной истории, и как реализация приемов микроисторического анализа.
Список литературы
1 Абельс Х. Интеракция, идентичность, презентация. Введение в интерпретативную социоло- гию / пер. снем. под общей ред. Н.А. Головина, Б.Б. Козловского. Изд. «Алетейя». – СПб, 2000. – 272 с.
2 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. – М.: «Медиум», 1995. – 323 с.
3. Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. – М., 1986. – 504 с.
4 Вамбольдт Н.В., Шубина М.П. Повседневность в истории // Электронный научный журнал.
Вестник Омского государственного педагогического университета. Выпуск 2006 / интернет ресурс:
http://www.omsk.edu/article/vestnik-omgpu-27.pdf
5 Грушин Б.А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 1- я. Эпоха Хрущева. – М., 2001. – 624 с.
6 Гуревич А.Я. Всеобщая история: Дискуссии, новые подходы // Вып. 1., – М., 1989. – С.75 – 89.
7 Гуревич А.Я. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории. – 1991. – № 2-3. – С. 26.
8 Жилищные условия в городах Центрального Казахстана в 1945-1953 гг. // Вест. КазНУ.
Сер.истор. – 2007. – № 3 (46). – С. 160-166.
9 Ионин Л.Г. Социология культуры. 4-е изд., перераб. и доп. – М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. – 427 с.
10 «История городской повседневности» в российской историографии» // «Наука и образо- вание 2007: Сб. материалов междунар. науч. конф. молодых ученых. Астана, ЕНУ им. Л.Н. Гумилева, 2007. Ч.4 а. – С. 4-8.
11 История через повседневность: новый ракурс преподавания истории XX века 17/11/2009 / интернет ресурс: http://www.urokiistorii.ru/learning/method/2009/11/istoriya-cherez-povsednevnost
12 ЛюдткеА. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы в Германии //
Социальная история. Ежегодник. 1998/1999. – М., 1999. – С. 77.
13 Оболенская С.В. «История повседневности» в современной историографии ФРГ //
Одиссей: Человек в истории. – М., 1990. – С. 184.
14 Разуваева Н.Н. Старые концепции и новые подходы: рабочий класс СССР в исторической литературе // Вопросы истории. – 1988. – № 1. – С. 49 – 6.
15 Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения истории повседневности // Этнографическое обозрение. – 2004. – № 5. – С. 3.
16 Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения истории повседневности. – С. 7.
17 Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения истории повседневности. – С. 12.
18 Савельева И.М., Полетаев А.В. Микроистория и опыт социальных наук // Социальная история. Ежегодник. 1998/ 99. – М., 1999. – С. 114.
19 Сактаганова З.Г., Абдрахманова К.К. «История повседневности» в современной россий- ской историографии // Вестник КарГУ. Сер.история, философия, право. – 2007. – №1. – С.228 – 235.
20 Смирнов А.В. Главный источник нашей силы: рабочие промышленности СССР 1945 –1970 гг. – М., 1984. – 200 с.
21. Сулейменов Т.А. Структуры повседневности кочевой цивилизации // Вестник ун-та
«Кайнар». – 2007. – № 3/2. – С.47 – 52.
21 Фельдман М.А. Рабочие России в начале ХХIв.: на пороге социального государства / интернет ресурс: http://ural-yeltsin.ru/usefiles/destiny/Feldman.doc
22 Фельдман М.А. Формирование трудового коллектива Уралмашзавода в 30-е гг. XX века / интернет ресурс: http://hist.usu.ru/dais/articles/4/Feldman.doc.
23 Фрейд З. Психопатология повседневной жизни. – СПб., 1997. – 73 с.
24 Шлюмб Ю., Кром М., Зоколл Т. Микроистория: большие вопросы в малом масштабе //
Прошлое – крупным планом: Современные исследования по микроистории. – СПб., 2003. – С. 21.
25 Элиас Н. О процессе цивилизации: Социогенетические и психогенетические исследования / пер. с нем. А.П. Кухтенкова, К.А. Левинсона, А.М. Парлова. – СПб.,2001. – 945 с.
26 Элиас Н. Придворное общество / пер. с нем. А.П. Кухтенкова, К.А. Левинсона, А.М. Пар- лова, Е.А. Прудниковой, А.К. Судакова. – М., 2002. – 368 с.
